23 января 2023 года Судебной коллегией по экономическим спорам Верховного Суда Российской Федерации вынесено Определение № 305-ЭС21-18249 (2, 3) по делу № А40-303933/2018, в рамках которого Суд рассматривал признание руководителя должника-банкрота “номинальным” при разрешении вопроса о привлечении его к субсидиарной ответственности в рамках дела о банкротстве, выявлялась возможность солидарного привлечения “реального” бенефициара к субсидиарной ответственности, критерии и последствия такого признания.
Суть дела
В рамках дела о банкротстве должника его конкурсный управляющий и банк (кредитор) обратились с обособленным заявлением о привлечении, помимо Шихмагомедова М.К. (“номинального” руководителя), Киценко Э.В. (“реального” руководителя) к солидарной субсидиарной ответственности.
Киценко Э.В. является участником общества с ограниченной ответственностью «Луиджи Альбино» с размером доли 99,99 %, которое в свою очередь выступает единственным участником должника с размером доли 100 %.
Единоличным исполнительным органом (генеральным директором) должника в период с 18.05.2017 по 12.08.2019 являлся Шихмагомедов М.К. А уже Решением суда от 27.08.2019 должник признан банкротом.
12.09.2019 судом выдан исполнительный лист, обязывающий бывшего директора должника Шихмагомедова М.К. передать конкурсному управляющему как бухгалтерскую документацию, так и зарегистрированное за должником имущество. Однако указанная обязанность директором не была исполнена, документация должника не передана.
Определением от 24.07.2020 бывший генеральный директор Шихмагомедов М.К. привлечен к субсидиарной ответственности за невозможность удовлетворения требований кредиторов с применением презумпции, предусмотренной подпунктом 2 пункта 2 статьи 61.11 ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» — то есть ввиду непередачи документов управляющему.
Полагая и имея доказательства того, что Шихмагомедов М.К. являлся номинальным руководителем, а фактически обязанность по передаче документов не исполнена вследствие действий (бездействия) Киценко Э.В. как лица, контролирующего корпоративную группу Подиум Маркет (к которой относится должник), банк и конкурсный управляющий обратились с заявлением о привлечении его к солидарной субсидиарной ответственности.
Определением суда первой инстанции от 02.02.2022, оставленным без изменения постановлениями судов апелляционной инстанции от 12.04.2022 и округа от 04.07.2022, в удовлетворении заявленных требований отказано.
Позиция судов основывалась на формальном подходе и толковании норм материального права, сводившаяся к тому, что обязанность организации по ведению бухгалтерского учета и хранению документов бухгалтерского учета и (или) бухгалтерской (финансовой) отчетности ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью» возложена именно на руководителя общества. При этом генеральным директором должника являлся Шихмагомедов М.К. Непередача документации не привела к существенному затруднению проведения процедур банкротства.
Заявителями не представлено доказательств, которые бы свидетельствовали, что именно на Киценко Э.В. были возложены функции по ведению или хранению документации должника. В нотариально удостоверенном заявлении от 06.07.2021 Шихмагомедов М.К. подтвердил, что являлся реальным директором должника, указал, что документы должника хранились лично у него, Киценко Э.В. данные документы никогда не передавались.
Позиция Верховного Суда РФ
Судебная коллегия по экономическим спорам Верховного Суда РФ с позицией судов не согласна, поскольку ими не учтено множество факторов.
Из существа конструкции юридического лица (корпорации) вытекает запрет на использование его правовой формы для причинения вреда независимым участникам оборота (пункты 3-4 статьи 1, пункт 1 статьи 10 ГК РФ), на что обращено внимание в пункте 1 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 21.12.2017 № 53 «О некоторых вопросах, связанных с привлечением контролирующих должника лиц к ответственности при банкротстве».
В исключительных случаях участник корпорации и иные контролирующие лица (пункты 1-3 статьи 53.1 ГК РФ) могут быть привлечены к ответственности перед кредитором данного юридического лица, если неспособность удовлетворить требования кредитора спровоцирована волеизъявлением контролирующих лиц, поведение которых не отвечало критериям добросовестности и разумности, и не связано с рыночными или иными объективными факторами, деловым риском, присущим ведению предпринимательской деятельности (статья 1064 ГК РФ, статья 61.11 ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)», пункт 3.1 статьи 3 ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью»).
Процесс доказывания того, что требования кредиторов стало невозможным погасить в результате действий ответчиков, упрощен законодателем для истцов посредством введения соответствующих опровержимых презумпций, при подтверждении которых предполагается наличие вины ответчика в доведении должника до банкротства.
Суды указывали, что «непередача документации не привела к существенному затруднению проведения процедур банкротства». Однако, смысл этой презумпции состоит в том, что руководитель, уничтожая, искажая или производя иные манипуляции с названной документацией, скрывает данные о хозяйственной деятельности должника. Предполагается, что целью такого сокрытия является лишение арбитражного управляющего и конкурсных кредиторов возможности установить факты недобросовестного осуществления руководителем или иными контролирующими лицами своих обязанностей по отношению к должнику. К таковым, в частности, могут относиться сведения о заключении заведомо невыгодных сделок, выводе активов и т.п., что само по себе позволяет применить иную презумпцию субсидиарной ответственности (подпункт 1 пункта 2 статьи 61.11 ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)»). Кроме того, отсутствие определенного вида документации затрудняет наполнение конкурсной массы, например, посредством взыскания дебиторской задолженности, возврата незаконно отчужденного имущества.
При рассмотрении спора о привлечении Киценко Э.В. к ответственности банк и конкурсный управляющий заявляли о номинальном характере полномочий Шихмагомедова М.К. как руководителя должника.
В обоснование номинальности полномочий Шихмагомедова М.К. заявители приводили следующие доводы:
- 1) Он стал директором должника в период, когда было подано заявление о признании банкротом;
- 2) На момент своего назначения Шихмагомедов М.К. был зарегистрирован в другом городе, не имел никакого управленческого опыта;
- 3) с 2010 по 2017 семь лет нигде не работал, у должника не получал заработную плату, не производил пенсионные начисления, а после прекращения работы у должника снова нигде не работал и получал пособие по безработице;
- 4) Киценко Э.В., и Шихмагомедова М.К. с 2019 года представляет одно лицо – Черняк М.М.
Верховный Суд Российской Федерации согласился с ними и дополнил данный печень 5-м критерием: подозрительностью нотариального признания Шихмагомедовым М.К. своей не номинальности, поскольку: «принятие номинальным директором вины на себя является одним из ключевых условий заранее достигнутых договоренностей с фактическим руководителем».
В нарушение положений статей 71, 168, 170, 271 АПК РФ приведенные доводы и представленные в подтверждение их доказательства не получили какой-либо правовой оценки со стороны судов первой и апелляционной инстанций. Суд округа указанные недостатки не устранил.
Законодательством о банкротстве предусмотрена возможность привлечения к ответственности как фактических (теневых), так и номинальных контролирующих лиц.
Смысл и предназначение номинального контролирующего лица (в частности, руководителя) состоят в том, чтобы обезопасить действительных бенефициаров от негативных последствий принимаемых по их воле недобросовестных управленческих решений, влекущих несостоятельность организации. Происходит перекладывание ответственности с реально виновных лиц на номинальных, что в конечном итоге нарушает права кредиторов на получение возмещения, поскольку номинальные руководители не являются инициаторами действий, повлекших банкротство, и, как правило, не имеют имущества, достаточного для погашения причиненного ими вреда. При этом бенефициары, избежавшие ответственности, подобным способом извлекают выгоду из своего недобросовестного поведения.
Именно поэтому к субсидиарной ответственности подлежат привлечению как теневые, так и номинальные контролирующие лица солидарно (абзац второй пункта 6 постановления № 53). Первые – поскольку в результате именно их виновных действий стало невозможным погасить требования кредиторов, вторые – поскольку они своим поведением содействовали сокрытию личности действительных правонарушителей.
Бенефициар, в силу принадлежащего ему контроля, должен располагать сведениями о лицах, которые не только номинально, но и фактически осуществляют функции руководителя. При возникновении соответствующего спора на бенефициара может быть возложена обязанность раскрыть информацию о таких лицах. При неисполнении соответствующей обязанности последствия допущенного фактическим руководителем нарушения могут быть вменены этому бенефициару, поскольку именно он создает модель управления, при которой теневой директор совершает противоправные действия и его выявление становится невозможным.
Мнение эксперта
Данное определение ВС РФ имеет важное значение в конкретизации особенностей привлечения к субсидиарной ответственности как номинальных руководителей, так и реальных, включая бенефициаров должника-банкрота. Особое внимание следует сделать на положение бенефициара в конкретном Определении, случаи, при которых именно он будет привлечен к субсидиарной ответственности в качестве фактического руководителя.
Орлов Владислав Дмитриевич, Партнер юридической компании «Гарант».
Определение ВС РФ конкретизирует и дополняет по многим вопросам Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 21.12.2017 № 53 «О некоторых вопросах, связанных с привлечением контролирующих должника лиц к ответственности при банкротстве». Следует отметить следующие важные аспекты рассматриваемого Определения:
- 1. Важность упрощенного процесса доказывания виновности лиц посредством введения соответствующих опровержимых презумпций для привлечения их к субсидиарной ответственности. Пояснение необходимости существования такого механизма в Законодательстве о банкротстве;
- 2. Почему выводы судов о том, что «непередача документации не приводит к существенному затруднению проведения процедур банкротства» — является грубой ошибкой, а любые манипуляции с документацией должны не должны игнорироваться;
- 3. Критерии номинальности руководителя;
- 4. Смысл и предназначение номинального контролирующего лица. Возложение на бенефициара особых правил поведения в делах о банкротстве.
Если говорить о «непередаче документации» как о презумпции, закрепленной подпунктом 2 пункта 2 статьи 61.11 ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)», удивительным является подход судов о незначительности таких действий. ВС РФ в Определении продемонстрировал цепочку причинно-следственных связей, указывая, что такие действия могут: а) скрывать наличие иных презумпций виновности, как невыгодные сделки должника; б) затруднять пополнение конкурсной массы. Судам не следует закрывать глаза на такие действия и считать их незначительными нарушениями требований законодательства, за ними могут скрываться серьезные причины неудовлетворения требований кредиторов.
Критерии определения номинального руководителя выработаны еще в практике налоговых споров, что наблюдается в подходе заявителей при доказывании своих доводов. В рассматриваемом Определении акцент следует сделать на 5-й критерий, который привнес не кредитор, а сам Верховный Суд РФ: «взятие вины на себя, как маркер соблюдения изначальных договоренностей между реальным руководителем и номинальным». Доводы заявителей об отсутствии работы у лица, какого-либо опыта управления, регистрации в другом городе, представление интересов одним лицом — очень важны; но в конкретном споре Верховный Суд РФ демонстрирует очень важные цепочки причинно-следственных связей, которые отражают действительность банкротной судебной практики. Это очень важно, поскольку иные критерии «номинальности» мы экстраполировали из практики налоговых споров, к чему еще можно добавить направление документации с одного IP-адреса, одного компьютера, электронной почты, заведомое отсутствие какого-либо имущества у «номинального» руководителя и так далее.
Самым важным моментом является уточнение статуса бенефициара в таких спорах. Во-первых, Верховный Суд РФ указывает, что бенефициар не всегда означает «реальный руководитель», что является верным, сразу перекладывать ответственность на него нельзя. Во-вторых, бенефициар, при возложении на него обязанности по раскрытию информации о «реальном руководителе» – обязан выполнить требования под риском возлежания субсидиарной ответственности на него самого. Верховный Суд РФ демонстрирует в обосновании этого изумительную причинно-следственную связь: «… поскольку именно он создает модель управления, при которой теневой директор совершает противоправные действия и его выявление становится невозможным».
В настоящее время мы наблюдаем положительную тенденцию, связанную с искоренением существования любых «теневых схем», позволяющих недобросовестным лицам использовать институт банкротства в личных целях для извлечения выгоды, что также находит проявление в избежании возложения субсидиарной ответственности и её «перекладывании» на неплатежеспособных и фиктивных лиц. Верховный Суд РФ в данном Определении делает шаг вперед, закрепляя особую роль бенефициара и определяя его статус. Существующие проблемы института банкротства связаны с наличием недобросовестности сторон, участвующих в деле, причем это не всегда проявляется сугубо в действиях должников. Чтобы банкротство работало эффективно — нужно стремиться к прозрачности и добросовестности всех участников. Верховный Суд РФ, преследуя данные цели, обязывает бенефициаров вести добросовестную деятельность, вносить прозрачность и ясность.
ОРЛОВ В. Д.
