Определение Верховного Суда РФ от 31.01.2024 № 304-ЭС22-12819(7,8) по делу № А75-21122/2019 разъясняет порядок исчисления срока исковой давности по требованию кредитора к поручителю в ситуации, когда предъявление требования о взыскании было осложнено необходимостью оспаривания сделки.
Суть дела
В рамках дела о банкротстве АО «Каюм Нефть» (должник) ПАО Банк “Югра” обратилось в арбитражный суд с заявлением о включении в реестр требований кредиторов должника требования в размере 11 663 190 094,90 руб.
Как следует из материалов дела, между ПАО Банк “Югра” (кредитором) и ООО “Восток” 31.03.2017 был заключен кредитный договор № 076/КД-17, по условиям которого заемщику предоставлен кредит в размере 1 200 000 000 руб. под 14,5% годовых. Срок полного возврата суммы кредита установлен до 30.03.2018.
Должник на основании договора поручительства от 31.03.2017 № 076/ДПЮ-17 принял на себя обязательство отвечать перед кредитором солидарно с ООО “Восток” при неисполнении или ненадлежащем исполнении последним обязательств по кредитному договору от 31.03.2017 № 076/КД-17.
Соглашением от 18.05.2017 № 1 к договору поручительства от 31.03.2017 № 076/ДПЮ-17 договор поручительства расторгнут.
Кредитные обязательства ООО “Восток” не исполнены, последнее признано несостоятельным (банкротом) в рамках дела № А40-101786/2018.
Определением Арбитражного суда города Москвы от 30.05.2019 по делу № А40-101786/2018 в реестр требований кредиторов ООО “Восток” включены требования ПАО Банк “Югра” в сумме 1 200 000 000 руб. основного долга, 238 684 931,54 руб. процентов по кредиту, 825 873 147,95 руб. неустойки.
Также между ПАО Банк “Югра” (кредитором) и ООО “Билдинг Групп” 31.03.2017 заключен кредитный договор № 078/КД-17, по условиям которого заемщику предоставлен кредит в размере 3 188 150 200 руб. под 13,5% годовых. Срок полного возврата суммы кредита установлен до 29.09.2017.
Должник на основании договора поручительства от 31.03.2017 № 078/ДПЮ-17 принял на себя обязательство отвечать перед кредитором солидарно с ООО "Билдинг Групп" при неисполнении или ненадлежащем исполнении последним обязательств по кредитному договору от 31.03.2017 № 078/КД-17.
Соглашением от 18.05.2017 № 1 к договору поручительства от 31.03.2017 № 078/ДПЮ-17 договор поручительства расторгнут.
Кредитные обязательства ООО “Билдинг Групп” не исполнены, оно признано несостоятельным (банкротом).
Определением Арбитражного суда города Москвы от 05.08.2020 по делу № А40-14744/2020 в реестр требований кредиторов ООО “Билдинг Групп” включены требования ПАО Банк “Югра” в сумме 7 955 096 576,13 руб.
Временная администрация ПАО Банк “Югра” обратилась в Арбитражный суд города Москвы в деле № А40-145500/2017 о банкротстве Банка с заявлениями о признании недействительными дополнительных соглашений о расторжении договоров поручительства.
Определениями Арбитражного суда города Москвы от 18.12.2020 заявления временной администрации удовлетворены. Суд признал недействительными сделками заключенные между ПАО Банк “Югра” и АО “Каюм Нефть” дополнительные соглашения от 18.05.2017 № 1 к договорам поручительства от 31.03.2017 № 076/ДПЮ-17 и от 31.03.2017 № 078/ДПЮ-17, а также восстановил право требования Банка к АО “Каюм Нефть” по указанным договорам поручительства.
Ссылаясь на восстановление долга поручителя и неисполнение заемщиками обязательств по кредитным договорам, ПАО Банк “Югра” обратилось в суд с рассматриваемым требованием к должнику как к поручителю.
Определением суда первой инстанции, оставленным без изменения постановлением суда апелляционной инстанции, в удовлетворении заявления отказано.
Разрешая спор, суды первой и апелляционной инстанций руководствовались положениями статей 196, 199, 200 ГК РФ и исходили из следующего.
Поскольку о нарушении своего права кредитор узнал не позднее сроков возвратов кредитов: 29.09.2017 (по кредитному договору № 078/КД-17 от 31.03.2017) и 30.03.2018 (по кредитному договору № 076/КД-17 от 31.03.2017), сроки исковой давности на предъявление требований к должнику-поручителю начали течь непосредственно с этих дат и истекли 29.09.2020 и 30.03.2021 соответственно.
В то же время кредитор обратился в суд с заявлением о включении в реестр требований кредиторов должника 26.05.2021, т.е. с пропуском срока исковой давности, что является самостоятельным основанием для отказа в иске.
При этом судами отклонены возражения кредитора о том, что до вступления в законную силу судебных актов о признании соглашений о расторжении недействительными – 03.03.2021 и 15.03.2021, у него отсутствовало материальное право требовать у должника исполнения обязательств по договорам поручительства (в связи с юридическим отсутствием последних), а потому срок исковой давности не может быть признан пропущенным.
По мнению судов, просрочка по кредитам у заемщиков наступила в аналогичные даты сроков возврата, соответственно, 29.09.2017 (ООО “Билдинг-Групп”) и 30.03.2018 (ООО “Восток”).
С исками об оспаривании соглашений о расторжении поручительств временная администрация обратилась 21.12.2017 и 04.04.2018.
Соответственно, не позднее 29.09.2017 и 30.03.2018, самое крайнее – 21.12.2017 и 04.04.2018 кредитор был осведомлен о начале просрочки по кредитам и нарушении своих прав.
Таким образом, обратившись в суд 27.05.2021, кредитор пропустил трехгодичный срок давности.
Суды также сослались на Определение Судебной коллегии по экономическим спорам Верховного Суда Российской Федерации от 06.12.2022 № 305-ЭС22-19852 (дело Мосмебель), где при абсолютно аналогичных фактических обстоятельствах изложен подход о пропуске кредитором исковой давности.
Постановлением суда кассационной инстанции указанные судебные акты отменены, обособленный спор направлен на новое рассмотрение в арбитражный суд первой инстанции.
Отменяя судебные акты судов первой и апелляционной инстанций, суд кассационной инстанции исходил из того, что при рассмотрении обособленного спора кредитор последовательно приводил доводы о том, что право предъявления требования к должнику восстановлено только после признания в судебном порядке недействительными дополнительных соглашений о расторжении договоров поручительства. В рамках указанных споров суды пришли к выводу о том, что оспариваемые дополнительные соглашения являются недействительными по пункту 2 статьи 174 ГК РФ как сделки, совершенные органом юридического лица в ущерб интересам юридического лица; стороны в лице контролирующих лиц, заключая указанные сделки, злоупотребили правами и действовали недобросовестно, поскольку каких-либо правовых или экономических оснований для расторжения договоров поручительства не имелось (статья 10 ГК РФ).
По существу дополнительные соглашения о расторжении договоров поручительства признаны судами недействительными по признаку оспоримости и одновременно действия сторон по их заключению – недобросовестными в связи с их очевидной осведомленностью о причинении ущерба Банку и нарушении прав его кредиторов, что лишило потенциальной возможности сокращения долговой нагрузки Банка за счет выплаты денежных средств поручителем.
При совершении спорных сделок было допущено злоупотребление правом как со стороны поручителя, целью которого было избежать предъявления к нему требований в связи с неисполнением обязательств заемщиком, так и со стороны кредитора, которое также не могло не осознавать, что утрата обеспечения в период возникновения как у него, так и у заемщика финансовых трудностей приведет к нарушению прав иных кредиторов Банка и уменьшению его конкурсной массы.
Суд кассационной инстанции счел, что требование ПАО Банк “Югра” о признании дополнительных соглашений о расторжении договоров поручительства имело преобразовательный характер, то есть до вступления в законную силу судебных актов, которыми соглашения были признаны недействительными, отношений из договоров поручительства не имелось в связи с расторжением лежащих в их основании договоров, и у кредитора отсутствовала правовая возможность реализации прав из них.
Поскольку договоры поручительства расторгнуты до истечения срока возврата кредитов заемщиками, то срок давности по требованиям, основанным на договорах поручительства, должен исчисляться со дня, когда отношения поручительства были восстановлены, то есть со дня вступления в законную силу судебных актов о признании недействительными соглашений о расторжении.
Суд кассационной инстанции указал, что осведомленность кредитора о нарушении его прав в связи с невозвратом кредитов заемщиками сама по себе не является достаточной для начала течения срока исковой давности по требованиям к поручителю, поскольку на момент нарушения прав кредитора отношений поручительства не существовало и для их восстановления требовалось удовлетворение преобразовательного иска (требования).
Отказ во включении требования кредитора, вытекающего из договоров поручительства, по мнению суда округа, будет означать достижение участниками сделки по расторжению указанных договоров противоправной цели – исключение возможности предъявления требований к иному члену группы компаний – должнику по кредитным обязательствам в интересах независимых кредиторов, а также легализацию такого поведения судом. Подобный подход к рассмотрению требования кредитора нивелирует факт признания соглашений о расторжении договоров поручительства недействительными.
При этом суд округа указал, что суды при применении правовой позиции, изложенной в Определении Верховного Суда РФ от 06.12.2022 № 305-ЭС22-19852, необоснованно не приняли во внимание конкретные фактические обстоятельства настоящего обособленного спора, отличные от изложенных в указанном определении.
Не согласившись с постановлением суда кассационной инстанции, АО “Газпромбанк” (конкурсный кредитор) и представитель участников должника Барыбкин А.А. обратились в Верховный Суд РФ с кассационными жалобами.
Позиция Верховного Суда
Рассмотрев доводы кассационной жалобы, Верховный Суд РФ определил отменить судебный акт кассационной инстанции и оставить в силе судебные акты первой и апелляционной инстанций в связи со следующими доводами.
По мнению кредитора, исковая давность по его требованию начала течь с момента, когда отношения поручительства были восстановлены в результате признания недействительной сделки по прекращению поручительства.
Вместе с тем, течение срока исковой давности, по общему правилу, начинается со дня, когда лицо узнало или должно было узнать о нарушении своего права и о том, кто является надлежащим ответчиком по иску о защите этого права (пункт 1 статьи 200 ГК РФ).
Обращаясь с заявлением о признании недействительными соглашений о расторжении поручительств и предъявляя настоящие требования к поручителю (должнику), кредитор действовал в защиту одного и того же интереса – возврата ранее предоставленных кредитов, а потому и исковая давность по таким требованиям должна начинать течь одновременно.
Получив сведения о наличии пороков у сделок по расторжению обеспечительных сделок, кредитор, будучи разумным участником гражданского оборота, с этого же дня должен был осознать, что у поручителя (залогодателя) имеется перед ним непогашенная задолженность. Таким образом, с этого же дня кредитор получает сведения как о нарушении своего права, так и о личности ответчика (пункт 1 статьи 200 ГК РФ). В данном случае судами не устанавливалась дата осведомленности кредитора о пороках сделок, однако в любом случае она не могла наступить позже даты подачи исков об оспаривании соглашений о расторжении обеспечительных сделок (21.12.2017 и 04.04.2018). Таким образом, суды первой и апелляционной инстанций пришли к правильному выводу о том, что обратившись с требованием по настоящему обособленному спору 27.05.2021, кредитор пропустил трехгодичный срок давности.
Вопреки выводам суда кассационной инстанции и доводам кредитора, последовательность споров (об оспаривании сделки по расторжению обеспечения и о взыскании долга из обеспечения) не влияет на начало течения срока исковой давности: если для удовлетворения иска по второму делу необходимо решение по первому делу, то рассмотрение первого дела не приостанавливает давность по второму, поскольку истец имеет возможность подать второй иск и заявить ходатайство о его приостановлении до рассмотрения первого.
Вопрос, рассматриваемый в рамках настоящего дела, сам по себе не является единственным, подобная ситуация возникает в таких случаях как:
– оспаривание оспоримой сделки и реституция по ней;
– оспаривание оспоримой сделки и виндикация ее предмета у последующего приобретателя;
– оспаривание корпоративного решения об одобрении сделки и оспаривание самой этой сделки;
– оспаривание зачета в деле о банкротстве и взыскание восстановленной задолженности;
– оспаривание платежа по основному долгу в деле о банкротстве и взыскание восстановленного долга с поручителя;
– применение к реституции правил о возмещении неполученного дохода;
– признание действий арбитражного управляющего незаконными и взыскание с него убытков и т.д.
При таких условиях кредитор имеет все предусмотренные законом механизмы предъявить требование к должнику, в том числе с ходатайством о приостановлении производства по спору до окончания рассмотрения дела об оспаривании расторжения обеспечительных сделок.
Указанный правовой подход соответствует позиции, ранее изложенной в определениях Судебной коллегией по экономическим спорам Верховного Суда Российской Федерации от 06.12.2022 № 305-ЭС22-19852 и от 17.04.2023 № 305-ЭС22-25581, и именно этой логики правильно придерживались суды первой и апелляционной инстанций.
При этом являются ошибочными выводы суда кассационной инстанции о невозможности подачи настоящего требования до удовлетворения преобразовательного иска (требования) о восстановлении поручительства, поскольку согласно общему правилу, установленному в пункте 1 статьи 167 ГК РФ, недействительная сделка не влечет юридических последствий, за исключением тех, которые связаны с ее недействительностью, и недействительна с момента ее совершения.
Это значит, что правоотношения из обеспечительных сделок не прекращались в принципе, а видимость прекращения таких правоотношений (за период пока судом не констатирована недействительность) устраняется со дня осведомленности истца о пороках сделок по расторжению.
Содержащиеся в обжалуемом судебном акте выводы, фактически указавшего на неприменение к спорному требованию кредитора механизма исковой давности, поскольку иное будет означать достижение участниками сделки по расторжению договоров поручительства противоправной цели, не основаны на законе. Так, применение этих последствий связано исключительно с бездействием кредитора в лице временной администрации (срок исковой давности начал течь уже после введения временной администрации). Кроме того, в деле о банкротстве требование кредитора о включении противопоставляется не участникам недействительных сделок, а иным кредиторам должника: отказ в применении последствий пропуска исковой давности влечет включение требований кредитора в реестр, ввиду чего иные кредиторы, своевременно реализовавшие свое право на участие в деле о банкротстве, вынуждены будут претендовать на меньшее удовлетворение их требований за счет конкурсной массы.
Мнение эксперта
Рассматриваемое определение направлено на формирование единообразного понимания судами момента начала отсчета срока исковой давности по акцессорным обеспечительным требованиям (обращение взыскания на залог третьего лица, поручительство, гарантия) — с момента осведомленности о нарушении обеспеченного обязательства, независимо от того, необходимо или нет использовать кредитору какие-то дополнительные средства защиты.
Если к моменту нарушения основного обязательства возможность реализации обеспечительных требований была затруднена, это не означает, что течение срока исковой давности приостанавливается на период, когда кредитор использовал средства судебной защиты для восстановления ранее существовавшего положения. Оспаривание противоправных сделок, последствия которых препятствуют кредитору предъявить требование о принудительном исполнении, не является основанием для приостановления срока исковой давности.
Поэтому необходимо разграничивать осведомленность о нарушении права, которая имеет место по истечении срока исполнения обязательства (п. 2 ст. 200 ГК РФ), и предпринятые кредитором меры для защиты нарушенного права (получения исполнения по обязательству). Если кредитор считает недействительными сделки, которые, по его мнению, препятствуют надлежащему исполнению, обращение в суд с иском об их оспаривании и ожидание вступления в законную силу судебного акта должны рассматриваться именно как осведомленность о нарушении права, а не препятствие в предъявлении требования о принудительном исполнении обязательства. Более того, в рассматриваемом деле сделки, по мнению кредитора препятствовавшие предъявлению иска, рассматривались последним как ничтожные. Соответственно, для предъявления требования не было необходимости в предварительном признании ее недействительной в судебном порядке, а достаточно обосновать ничтожность при рассмотрении требования (п. 1 ст. 166 ГК РФ).
Верховный Суд РФ тем самым формирует позицию, что начало течения срока исковой давности должно определяться исключительно исходя из момента осведомленности кредитора о нарушении его права и лица, являющегося надлежащим ответчиком. Противоправные действия должника или третьих лиц не могут рассматриваться как препятствующие предъявлению иска о взыскании, если они не повлияли на осведомленность кредитора. Необходимо отметить, что в последнее время Верховный Суд РФ активно формирует именно такой подход к исчислению исковой давности по обязательствам при наличии необходимости оспаривания сделок (Определения Верховного Суда РФ от 06.12.2022 № 305-С22-19852 и Определение Верховного Суда РФ от 19.12.2023 № 73-КГ23-6-К8).
управляющий партнер юридической компании ЮКО Юлия Иванова.
Необходимо также отметить, что вышеизложенный подход к определению начала течения срока исковой давности Верховный Суд РФ рассматривает как универсальный, т. е. применимый ко всем ситуациям, когда необходимо использовать несколько способов защиты для восстановления или реализации нарушенного права.
